Во всем виноват голубь с золотыми глазами. Если бы не голубь, этой истории никогда бы не было, а тот дом никогда бы не сгорел.

Но обо всем по порядку.

Короче, качу я себе на велике по дорожке. Сцена прямо как из какого-то скучного сопливого фильма со сборника «Романтические мелодрамы 9 в 1»: последние лучи заходящего солнышка обнимают за плечи, запах палой листвы тревожит ноздри, теплый ветерок треплет волосы, комары залетают в рот.

Ну очень красиво. Просто замечательно.

Слева второклашки пуляют друг друга в овраг на тарзанке, издавая первобытный вопль:

- Я СВОБОДЕ-Е-Е-Е-Н!!!

Справа, у детской площадки, бабка в синем платке орет на кудрявого чела:

- Для детей площадка! Для детей! Пошел вон отсюда!

Чел невозмутимо зачитывает ей инфу с таблички на горке, ну просто сам Капитан Очевидность:

- Площадка предназначена для активного отдыха детей младшего школьного и подросткового возраста. П-о-д-р-о-с-т-к-о-в-о-г-о! Подросткам можно!

Бабка его даже не слушает, плюется йодом:

- Тьфу-ты, бабка базарная!

То есть, это он – бабка базарная! А сама-то! Ржунимагу. А челу респект и уважуха, даже у меня не получилось бы так изобретательно ей ответить!

Короче, еду я дальше, собираюсь переходить мост по дороге к почте.

Слезаю с велика.

Смотрю налево-направо. Или направо-налево? А фиг его знает, никак не запомню, как правильно надо. Но дело не в этом, а в том, что…

Посреди проезжей части стоит голубь. Черный, с золотыми перьями на крыльях. Золотыми перьями? Моргаю. Да нет, вроде показалось – просто грязно-желтые они. Хотя золотые мне нравились больше, для эстетики пусть будут золотые.

По мосту едет фургон Почты России – везет письма в сортировочный центр, наверное. Или посылки. Или бандероли среднего размера. Или вообще не в сортировочный центр – кто его знает?

Фургон приближается к голубю.

Голубь стоит.

Фургон еще ближе.

Голубь стоит.

Блинский блин, да что с этим голубем не так, его же сейчас переедут! Я перестаю дышать – жду той самой секунды, когда голубь превратится в пятно из костей и внутренностей на асфальте…

Фургон проезжает над голубем.

Голубь жив.

Выдыхаю.

Вот только этот дурачелло все так же стоит на дороге – да что он там делает-то, почему не улетает?

Я так не могу.

Швыряю велик в кусты, бегу к голубю – надо же как-то спугнуть его, чтобы спасти от неминуемой гибели под колесами! И что бы вы думали? Голубю – пофигу! Просто стоит на асфальте и глазеет на меня своим глазом. Тоже золотым. Черный голубь с золотыми глазами – и откуда ты только взялся?

На горизонте возникает новая машина, синяя или красная, или, может, зеленая с желтой полоской, но это неважно.

Я ору голубю:

- Чел! Уходи! Не попадай под машину! Пожалста!!!

Загоняю голубя на бордюр.

Машина проносится мимо.

Я выдыхаю – удалось!

Вот только этот тупица слезает с бордюра и возвращается на проезжую часть. На то же самое место, блин! Что же делать?

Оглядываюсь.

На дороге чуть справа стоит ограждение, типа заборчик из проволоки в форме шестиугольника. Там внутри что-то чинят, наверное – дороги здесь вечно зачем-то чинят, хотя это им нифига не помогает. Загоняю голубя внутрь заборчика. Голубь топчется на месте, расправляет крылья и улетает к тополям у реки – ну наконец-то! Я машу ему рукой на дорожку и возвращаюсь к велику.

Блин, какой же пиздец…

Щупаю голову. Наверное, она вся в седых волосах. Теперь бы мне еще шапку красную, и можно будет косплеить «Над пропастью во ржи». Но это я потом проверю, в каком у меня месте там седина и насколько она благородная – зато хотя бы голубь живой!

Это надо записать.

Подруливаю к бетонной плите рядом с мостом, сажусь. Она, кстати, теплая очень, приятно. Достаю из сумки блокнот, принимаю задумчивую позу как у того памятника с открытки, не помню, как называется, размашисто царапаю по листу черной гелевой ручкой, моей любимой – надо, кстати, новую купить, а то тут чернила заканчиваются уже, плохо пишет:

«Посреди проезжей части стоит голубь…»

Чувствую на себе чей-то взгляд. Поднимаю голову...

Черт! Голубь вернулся!

Стоит напротив и зырит в меня. Зырю в него, мол, ты чего это? Голубь демонстративно отворачивается.

Странный он тип, этот голубь: спрыгивает с бордюра, топает мимо заборчика-шестиугольника, переходит через дорогу, запрыгивает на противоположный бордюр, заходит за угол дома, в котором стоматология. Куда это он намылился, интересно? Может, он там за углом себе зубы собирается лечить? Дороговато выйдет – столько кариеса!

И тут у меня в голове щелкает – проверю-ка я, что с этим челом не так! Хватаю велик и сумку, запрыгиваю на педальку, медленно качу себе за голубем, а голубю – снова пофигу. Ну просто тотальный игнор – идет и даже не оборачивается. Ладно, думаю, ладненько, все равно я тебя догоню и выясню, что там такого интересного, куда ты направляешься!

И голубь меня не разочаровал – дошел до Тайнинского тупика и только там и остановился.

Ну нифига себе, думаю, ну ты, друг, даешь! Куда же ты меня завел, здесь же одни пустые дома! Вдруг в каком-то из них логово маньяка или приют наркоманов? Еще и солнце зашло, неуютно так стало… Интересно, на каком моменте из окон должны выпрыгнуть зомби и сожрать меня вместе с мозгами или вообще без мозгов? Но ладно, посмотрим, что будет дальше.

А дальше вот что: голубь подходит к одному из домов и забирается на крылечко по низкой деревянной лесенке в четыре ступеньки.

Прыг-прыг-прыг-прыг.

Сидит там наверху весь взъерошенный, дергает головой вперед-назад, раз в три секунды.

Раз-два. Пауза.

Раз-два. Пауза.

Раз-два. Пауза.

Смотрит внутрь себя своими золотыми глазами.

Похоже, с ним и правда что-то не так. Совсем на меня не реагирует, а ведь я всего в метре от него стою, да еще и с великом! Сидит, дергает головой взад-вперед и срет под себя.

Блин! Что мне делать-то?

Может, у него сотрясение мозга? Может, он мучается от какой-то страшной болезни? Может, он просто старенький очень и пришел умирать сюда в одиночестве? Он что, и правда сейчас умрет у меня на глазах? Ну как же так?! Чел! Что делать, чел? Как тебе помочь?

- Ему нельзя помочь.

Я оборачиваюсь. Кто это сейчас сказал?

- Он и правда пришел сюда умирать.

Голос как из сломанного унитаза. Такое чувство, что я под водой, а к ногам у меня привязаны камни, потому что моя пиратская команда устроила бунт и сбросила меня с моей драгоценной «Черной Жемчужины» за борт, и вот я тону, и над головой у меня читают панихиду, а где-то на дне океана меня ожидает Кракен.

- Тебе когда-нибудь было интересно, куда исчезают с улиц мертвые птицы?

Кто-то незнакомый, но голос у него довольно приятный, хотя и сидит он на толчке. По крайней мере, свалить от него далеко и надолго пока что не хочется.

- Люди думают, что их по утрам убирают дворники. Это не так. Даже не хочу себе это представлять, – продолжает голос. – Если это правда, то она слишком жестока. Я хочу верить в то, что никто на самом деле не знает, куда пропадают мертвые птицы.

Да в подвале он здесь каком-то торчит, что ли? Почему звук такой туалетный?

- Я знаю, что ты меня не слышишь, но я бы советовал тебе поскорее уходить. Ему совсем немного осталось. Тяжело будет на такое смотреть.

- В каком это смысле, «не слышу»? – спрашиваю в пустоту. – Это что, шутка такая? И вообще, ты кто такой?

И тут у голоса случается, ну как бы это сказать… в общем, громкость он убавить забыл.

- Ты слышишь? Правда слышишь? Подожди, пожалуйста, не уходи! Посмотри вверх!

Ситуация ну просто тотальный отстой.

Я в жопе мира, на лестнице передо мной умирает тупой голубь, в ушах у меня звенит, и тут еще какой-то туалетный гном просит меня посмотреть вверх. А что, если на меня сейчас свалится кирпич, как будто я вор из «Один дома»? Но я же не вор! А откуда этот господин Марсель Дюшес об этом знает? Он же не знает, что я не вор! Блин!

- Эй, ты! – кричу. – Слышь, только кирпич не бросай!

- Не брошу. Обещаю!

Я смотрю вверх.

Надо мной в воздухе висит чел.

Моргаю.

Чел никуда не исчезает.

Так.

- Ты меня видишь? – спрашивает чел.

Я моргаю еще раз.

Чел не пропадает.

Прищуриваюсь.

Так.

Это что…

- Это что, пижама с динозаврами?

- Ага, – говорит чел, – с динозаврами. Со стегозаврами, если точнее. И еще с одним птеродактилем – он тут, рядом с кармашком, если ты видишь. А какие динозавры тебе нравятся?

- Велоцирапторы, – отвечаю. – Потому что у них маленькие ручки, они на куриц похожи. Очень тупые ребята. Но зато зубы у них как ножи.

- Круто! – говорит чел и лыбится, ну прямо как тот самый велоцираптор. – Круто, что тебе нравятся динозавры! Очень круто. Спасибо!

- За что это спасибо?

- Ну, за то, что ты меня видишь и что тебе нравятся динозавры! Мне ни с кем не удавалось о них поговорить до этого – вернее, я-то говорил, только люди не слышали.

Чел хлопает в ладоши и сияет от радости. Буквально сияет – прямо как Эдвард Каллен. И в воздухе зависает, как будто в этом нет ничего такого, как бы это сказать, странного. Может, он просто глюк? После суток без сна и не такое может показаться, а кто в этом виноват?

Достоевский.

Во всем всегда виноват Достоевский. Лежишь до самого утра под одеялом, втихаря светишь на книжку экраном мобильника, чтобы только не запалили, глотаешь слезы, а потом мотаешься весь день как во сне и перед глазами все плывет.

- Слушай, а ты вообще кто такое, что такой? – осторожно спрашиваю у чела. Надо же выяснить, не поехала ли у меня крыша. Ну наконец-то! Алло, это я, твоя крыша, передаю тебе привет! Ну, как ты там без меня?

- Как это – кто? Я – это я, – удивляется чел.

- Это я понимаю, – говорю. – Но как тебя называть в экзистенциальном смысле? Ты, типа, в воздухе летаешь. И светишься, типа.

- Да? А это плохо?

- Ну, обычные люди не светятся и не летают.

- То есть, я необычный? – лыбится чел.

- Нарываешься на комплименты? Да, необычный. Ты привидение, что ли? Или вампир? Или инопланетянин Алешенька?

Чел хмурится.

- Не знаю… Я думал, это ты мне все расскажешь! Ты же меня видишь! Как я выгляжу? Я выгляжу как инопланетянин Алешенька?

Я фыркаю.

- Нет, конечно! Тебе никогда не стать таким красавчиком, как Алешенька! Уж прости!

- Я что, так плохо выгляжу? – блин, чел расстроился…

- Нет! Нормально ты выглядишь! У тебя эстетика под названием: «Я так давно не выходил из дома, что теперь спокойно могу делать закос под клип Май Кемикал Ромэнс, с такими-то волосами».

- Это правда! – смеется этот недоделанный Джерард Уэй и мотает вверх-вниз своими лохмами. – Я и правда из этого дома не выхожу. Не могу.

Блин. Очень нехорошо мне стало от этих слов. Прямо до чертиков грустно.

То есть, это он так тут зависает непонятно сколько времени, и никто его не видит и не слышит? Неудивительно, что он такой болтливый. Ему, наверное, тоже хочется говорить с кем-нибудь, как с самим собой. Висит тут один-одинешенек, а вокруг только умирающие голуби.

Кстати, а где тот голубь?

Блин! Шлепаю себя по лбу. Да он же, наверное, сдох уже давно, пока я тут болтаю с этим глюком! Смотрю на ступеньки. Голубя нет. Ни живого, ни мертвого.

- Ты, наверное, думаешь сейчас, куда птичка делась?

Черт! Он что, мысли читает?

- Нет, не читаю, – лыбится чел. – Просто у тебя на лице все написано. А голубь пропал. Они всегда пропадают так внезапно. Мне никогда не удается увидеть, как это происходит.

Ну ладно, думаю. Ладненько… Поверю тебе, сторож мертвых голубей. Не верю я в это ни капельки! Наверняка он этих голубей как-нибудь незаметно хватает и ест.

И кстати.

- Слушай, а ты можешь звук там у себя подкрутить как-нибудь? А то фонит, знаешь, как ну очень плохая озвучка.

- Очень плохая озвучка? Не понимаю.

- Так, ладно, забей… Просто плохо слышно тебя.

- Да? А так?

Моргаю. Чел стоит рядом со мной. Вернее, тоже воздухе зависает, просто в сантиметре от земли.

- Теперь нормально слышно?

И снова лыбится. Не доверяю я этим его улыбкам. Рожа как у какого-то там ангела с какого-то там собора из учебника по МХК. Такая же неприятная.

- Теперь нормально. Как ты это сделал?

- Не знаю. Просто подумал, и получилось.

Ну-ну, не знает он. Сдуваю челку с глаз. Катаю велик взад-вперед, типа, мне все равно.

- Слушай, чел, может, все-таки, скажешь, откуда ты взялся?

Тишина.

Смотрю на чела. Вместо чела – пустота.

- Чел! Чел, ты где?

Чел молчит.

– Инопланетянин Алешенька! Ну и куда же ты делся?

Похоже, чел с концами пропал, прямо как его тупой голубь. Пришлось обойти вокруг дома целых три раза – надо же было убедиться, что его точно нигде нет! И вообще, пойду-ка я поскорее отсюда – вечер уже, неприятно, еще на извращенца какого-нибудь наткнешься в кустах. Вот спасибо.

А сюда я еще вернусь.

Когда высплюсь.

Продолжение следует...